История власти в России

Власть в России на протяжении всей ее истории (от древнерусского государства до наших дней) всегда отличалась системной спецификой по сравнению с социумами как Запада, так и Востока. Специфика власти русского культурно-исторического типа обусловлена глубокими системными причинами природного, хозяйственного и исторического (включая функционирование Руси/России/СССР в качестве элемента более крупных – макрорегиональных и мировой – систем обмена и производства) порядка.

Особенности власти в Древней Руси

Особенности власти древнерусской политии («ось» Новгород – Киев – Владимир) были определены следующим.

Во-первых, Рюриковичи правили Русью не как сумма иерархически организованных индивидов, а как род, как единое целое. Отсюда два следствия: 1) постоянный конфликт между горизонтальной (удельно-лествичной) и вертикальной (от отца к сыну) системами наследования власти; 2) господство генеалогического вассалитета над «политическим», тесно связанным с развитием права как властно-социального регулятора.

Во-вторых, и это, пожалуй, самое главное, наличие степного кочевого фронтира, соседство сильных хорошо организованных кочевых племенных союзов (хазары, печенеги, половцы) тормозило как развитие эксплуататорских отношений, так и формирование власти à la «франкский» Запад. Чтобы успешно противостоять степнякам княжеской дружины (даже в Киеве) было недостаточно, необходима была поддержка основной массы населения, которое, естественно, должно было быть вооружено. Древнерусское население (даже в XII – начале XIII в.) – это вооруженная масса. Таким образом, в домонгольской Руси не произошло разделения мирных и военных трудовых функций, как это имело место в Западной Европе в VIII–IX вв., где рыцарство стало одной из основ сеньориальной революции VIII–IX вв. и генезиса феодализма. На Руси ничего подобного не произошло. Вооруженный народ – не лучший объект эксплуатации; в то же время это фактор консервации поздневарварско-демократических институтов типа вече. Показательно, что только с началом ордынской эпохи, когда у князей благодаря Орде появилась достаточная масса насилия по отношению к населению вече исчезает, а слово «вечник» становится синонимом слова «бунтовщик».

В-третьих, помимо такого ограничивающего развитие феодальных форм власти и эксплуатации фактора как вооруженный народ, было еще два фактора – природно-пространственный и торгово-макрорегиональный. В отличие от Западной Европы, на Руси имелся огромный массив свободных земель. Поэтому процесс складывания крупного землевладения шел здесь не по пути отнятия земли верхами у общин, а главным образом путем освоения свободных земель и расселения на них полусвободного населения. К тому же Русь находилась на пути «из варяг в греки» и до середины XI в. основой богатства верхушки была не столько эксплуатация населения, сколько торговля товарами, которые князья получали в виде дани, т.е. межплеменной формы эксплуатации. И хотя со второй половины XI в. ситуация стала меняться, перечисленные выше факторы существенно тормозили процесс изменений, порождая принципиально иную систему власти и общества, чем на Западе.  Значительно более демократичную, если выражаться современным языком, чем на Западе, значительно более свободную и пластичную, что в немалой степени обусловливалось как православием, так и влиянием на него ведической религии.

Ордынский период (середина XIII – середина XV вв.) внес свою специфику в организацию власти на Руси. Во-первых, князья получили ту массу насилия, которой у них не было в домонгольскую эпоху. Во-вторых, существенно изменились отношения между князем и боярством. Напряженные отношения эпохи древнерусского государства сменились если не симбиозом, то союзом – только сплоченные, не раздираемые внутренней борьбой княжества могли преуспеть в борьбе за руководящее положение под «ордынским зонтиком». Неудивительно, что именно Москва выиграла в этой борьбе – именно здесь сложилась княжебоярская, квазиолигархическая по сути система («княжебоярский комбайн»), окончательно оформившаяся во время правления Василия II Тёмного (1425–1463 гг.; реформа Фёдора Басёнка). Эта система в объединении/завоевании Руси использовала ордынскую технологию власти.

Формирование феномена русской власти

Решающие изменения в истории власти в России, породившие феномен русской власти, произошли в течение столетия после ухода Орды (1480–1570-е годы). Во-первых, с исчезновением Орды ушло то внешнее давление, которое делало исторической необходимостью «княжебоярский комбайн». Последний мог продолжать свое существование постольку, поскольку боярство было единственной властно-экономической опорой великого князя. Однако в конце XV в. с присоединением огромного массива новгородских земель эта ситуация изменилась: князь начал раздавать эти земли преимущественно «детям боярским» (формирующееся дворянство) в виде поместий. В результате помимо боярства у великого князя появилась вторая опора, пусть не столь мощная качественно, но весьма многочисленная количественно и объективно находившаяся в столь остром противоречии с боярством, что в 1550 г. понадобился специальный «Собор примирения».

В стремлении к централизации власти, к преодолению квазиолигархической княжебоярской системы, этого реликта ордынской эпохи теперь князь мог опереться на «детей боярских». Проблема, однако, заключалась в том, что и боярство не было противником централизации. Это было обусловлено ещё одной русской спецификой, отличавшей ее от Запада, – отсутствием примогенитуры. Если на Западе землю (вообще недвижимость) наследовал только старший сын, то на Руси наследство делилось между всеми сыновьями. В результате возникала парадоксальная ситуация: чем древнее и старше, т.е. знатнее был род, тем, как правило, меньшего размера вотчины были у его представителей. Поэтому представители именно старых боярских родов были заинтересованы в получении дополнительной земли в виде поместий. Если вотчина – это то, что переходит к человеку от отца, то поместье – это то, что даёт центральная власть за службу. Отсюда – заинтересованность русского боярства, в отличие от современной ему западноевропейской знати, в централизации и отсутствие сепаратистских поползновений с его стороны.

В середине XVI в. не стоял вопрос «централизация или децентрализация». Он формулировался иначе: централизация при сохранении княжебоярской системы во главе с царем, т.е. олигархическая централизация, или единодержавная, в которой великий князь избавляется от боярской части «комбайна» как субъектной и становится царём, т.е. самодержцем уже не только де-юре, но и де-факто.

Исход борьбы за централизацию власти решался под воздействием нескольких факторов. С одной стороны, на сохранение княжебоярской схемы работали практически все властные институты того времени и церковь, они защищали эту схему. С другой – формирование олигархической централизации вступало в противоречие с природно-хозяйственной спецификой развития Руси. Дело в том, что русское сельское хозяйство производило небольшой по объему совокупный экономический продукт – следствие того, что Центральная Россия это «евразийское неудобье» с урожаями сам-3, сам-4. В такой ситуации олигархическая централизация, при которой верхушка практически бесконтрольно эксплуатирует население, била по интересам не только этого населения, но также по интересам нижней и даже средней части господствующего слоя. Все эти группы объективно были заинтересованы в контроле центра над верхней частью господствующего слоя. Иными словами, русское хозяйство не могло позволить себе ни олигархическую централизацию, ни олигархию.

В этом же направлении работали внешнеполитические факторы – отношения с Западом. С момента появления России на европейской арене как самостоятельной силы одна из главных задач Запада – уничтожение этой силы и присвоение ее ресурсов: уже в последней трети XVI в. на Западе появились два плана установления контроля над Россией – габсбургско-католический и английско-протестантский. Противостояние агрессивному внешнему противнику, как и специфическое сельское хозяйство требовали единодержавной централизации.

Таким образом, в 1560-е годы возникла властно-социальная патовая ситуация: объективная необходимость единодержавной централизации при институциональной защите ее олигархического варианта. В условиях системного равновесия ситуации ее мог изменить только субъектный (не путать с субъективным) фактор, проявленная историческая воля. Эту волю проявил Иван IV, «отлив» ее в форму опричнины, в которой воля царя объявлялась источником закона (т.е. становилась над законом) и порядка.

Опричнина представляла собой чрезвычайный над- и внеинституциональный орган, поставленный над институтами Московского царства, включая Боярскую думу, церковь и др. В качестве принципа (чрезвычайка) опричнина подавила княжебоярский (институциональный) принцип. Из этого взаимодействия и возникло самодержавие и, соответственно, самодержавный принцип власти. Собственно, опричнина и была эмбрионом русской власти, первой формой которой стало самодержавие.

Самодержавие

Самодержавие не является ни восточным деспотизмом, ни западным абсолютизмом. От первого оно отличается тем, что не ограничено традицией, от второго – тем, что является не просто единственно значимым властным субъектом (моносубъектность), но субъектом, как бы порождающим и узаконивающим самого себя (автосубъектом); господствующие группы выступают не как класс, противостоящий государству, а как функциональные органы самой власти – автосубъекта – центроверха.

На утверждение самодержавия ушло несколько десятков лет борьбы, включая период Смуты; формально – до 1650 г., когда Соборное Уложение зафиксировало победу этой формы власти. В то же время Соборное Уложение зафиксировало и крепостное состояние. Самодержавная система предполагала социально-экономическое вознаграждение своей социально-экономической и военной базе – нижним и средним сегментам господствующего слоя. Таким вознаграждением стало закрепление за их представителями крестьян. Однако Московское самодержавие было слишком патриархальным для полной реализации крепостнического проекта, господа были слишком близки социокультурно к прикрепленному населению; прежние технологии власти были недостаточны, о чем свидетельствует бунташность XVII в. Нужно было нечто иное – иной тип самодержавия и иной тип господствующего слоя, максимально приближённый в русских условиях к тому, что именуют «господствующим классом», резко отделённый (вместе с аппаратом власти) от населения и автономный по отношению к нему, в том числе социокультурно.

Основы такого самодержавия и были созданы Петром I, а строительство в целом завершили Пётр III (указ «о вольности дворянской» 1762 г.) и Екатерина II, превратившая крепостных в рабов. Правление Екатерины II, Павла I и Александра I (1762–1825) – пик развития самодержавной системы власти, ее апогей.

После наполеоновских войн резко ускоряется процесс интеграции России в мировую систему, а после Крымской войны она утрачивает черты «мир-системы» (И. Валлерстайн), какой она была в 1450–1850-е годы, начинает постепенно превращаться в экономическую полупериферию мировой системы. Начинается эрозия как крепостнической системы, так и самодержавия как системы власти, которая оказывается все менее адекватной капиталистической эпохе.

Функционирование России в качестве элемента мировой системы резко обострило несколько противоречий, характерных для самодержавной власти, прежде всего противоречие между властью и собственностью. С точки зрения логики и динамики развития русской власти, господствующий слой каждой последующей структуры самодержавной системы (боярство, дворянство, пореформенное чиновничество они же – функциональные органы власти) был многочисленнее предыдущего, т.е. власть как бы разбухала. По линии собственности шел противоположный процесс: каждый последующий слой имел меньше собственности, чем предыдущий и был беднее его. Налицо тенденция к истончению собственности у привластных слоев.

В то же время, в последней трети XIX в. по мере развития капитализма возникает форма собственности (капитал), мало связанная с властью, автономная от неё и завязанная на мировой рынок, а не на самодержавную Россию и российское самодержавие. В это же время само самодержавное государство начинает совместно с капиталом эксплуатировать население, что ещё более обостряет наличные противоречия: уровень эксплуатации народных масс увеличивается, поскольку жизнь русских верхов по системе потребностей верхов западных наталкивается на природно-хозяйственный предел русской системы работ; процессы социального разрушения в конце XIX – начале ХХ в. начинают обгонять процессы возникновения нового, самодержавие как форма организации власти погружается в острый кризис, усиленный растущей сырьевой специализацией, несовместимой со статусом великой державы, а в самом конце – мировой войной.

Новая система русской власти, если ей было суждено состояться, должна была решить на новом уровне те противоречия, о которые разбилось самодержавие: очистить власть от собственности; привести в соответствие потребление верхов с возможностями русской системы работ; создать мощный контролируемый государством военно-промышленный комплекс; решить аграрно-крестьянскую проблему.

Советская система власти

Советская система («советский коммунизм» как система) стала успешным решением всех этих вопросов: номенклатура – это господствующий слой без собственности на вещественные факторы производства; его потребление теоретически (а на практике – до середины 1950-х годов) носило ранжированно-иерархический характер и было адекватно хозяйственным возможностям системы; на основе коллективизации и индустриализации был создан ВПК, позволивший СССР победить в Великой Отечественной войне и стать сверхдержавой.

Советский коммунизм как система власти сохранил и воспроизвел в новых условиях (капиталистическая система, в которой он занял нишу системного антикапитализма) и на новой основе (индустриальное производство) родовые черты русской власти в том виде, в каком она возникла при Иване IV и развивалась в форме самодержавия, а именно, автосубъектный и надзаконный характер (на последний указывает, в частности, В.И. Ленин, Н.С. Хрущёв и др.). При этом, в СССР, который был парламентской республикой, формально существовало разделение ветвей власти, над которыми, однако, возвышалась «блюстительная» (П. Пестель) неполитическая социально гомогенная власть в виде КПСС. Советская система власти была неизмеримо демократичнее самодержавия – реально она включила в себя огромную часть населения. В то же время у советской системы как системного антикапитализма было два уязвимых места, связь которых друг с другом и погубила эту систему, несмотря на все ее социальные и материально-технические достижения, грозившие оставить капитализм в историческом офсайде.

Во-первых, светская власть имела ту же производственную базу, что и капитализм; чтобы превратиться из отрицания капитализма на основе и в форме чистой (т.е. очищенной от собственности) русской власти в посткапитализм, нужен был технико-экономический прорыв. К такому прорыву советское общество и советская наука подошли в 1960-е годы. Однако реализация новой, научно-технической системы производства, переводившая СССР в резкий производственный и военный отрыв от Запада, противоречила интересам номенклатуры, т.к. сокращала ее численность, урезала функции и лишала части статуса. Неудивительно, что номенклатура этот прорыв заблокировала и пошла в своем развитии по другому пути, решая свои проблемы, а не проблемы системы.

Во-вторых, главной проблемой номенклатуры как группы было то, что в рамках советской властной системы она не могла в полной мере транслировать свои привилегии детям, т.к. была не собственником, а распорядителем, т.е. стояла между народом и собственностью, которой распоряжалась как часть народа. Перед нами все то же противоречие между властью и собственностью, но только в новых системных и мировых условиях, на новом витке развития. И если в 1917 г. оно разрешилось в пользу власти, то в 1991 г. – в пользу собственности.

Постсоветская власть, возникшая как результат разложения и отрицания советской власти, воспроизвела ряд черт, характерных для самодержавия и коммунизма как форм русской власти, пытаясь облечь их в западоподобные формы. Однако поскольку «эволюция крупных сложных систем необратима» (А.А. Зиновьев), содержание и историческая традиция все больше вступают в противоречие с формой и завязанными на нее интересами и группами. Этот процесс усиливается и обостряется текущим кризисом мировой капиталистической системы и нарастающим противостоянием России и Запада, стремящимся выйти из кризиса «за счет России и в ущерб России» (Зб. Бжезинский). Дальнейшее развитие власти в России будет определено ходом борьбы на мировой арене и внутри страны.