Участие России в операциях по установлению и поддержанию мира в бывшей Югославии

В 90-х годах Югославия продемонстрировала всему миру, к чему при несколько ином стечении политических обстоятельств мог привести распад бывшего Советского Союза: на территории составных частей бывшей Югославии разгорелись затяжные и кровопролитные гражданские войны при распаде вертикали государственной власти, острой проблеме беженцев и вынужденном вмешательстве мирового сообщества.

На различных территориях и землях (Босния и Герцеговина, Хорватия, Восточная Славония, Союзная Республика Югославия, Македония, Албания, примыкающая акватория Адриатики и др.) с 1992 г. развернулся целый комплекс операций, в которых приняли участие ООН, ОБСЕ, НАТО, ЕС, ЗЕС, а также целый ряд стран в качестве участников коалиций по проведению отдельных операций.

При этом ряд операций носил характер принудительных действий (морская и воздушная блокада части территории бывшей Югославии, отдельные компоненты операции в Албании, воздушная операция давления на СРЮ и др.). Другая часть операций носила характер предупредительного развертывания (Македония). Были и операции и их отдельные компоненты, которые соответствуют классическому пониманию миротворчества (например, пост-дейтонская организация выборов в Боснии под международным контролем и др.). Не все из этих операций проводились собственно ООН (см. главу 1 о роли ОБСЕ, НАТО и ЗЕС в отдельных операциях), а некоторые (воздушная операция оказания давления на власти СРЮ) и вовсе не имели мандата ООН. В целом комплекс операций в  бывшей Югославии и Албании внес немало новшеств и изменений в практику миротворчества ООН.

Масштаб и сила российского контингента, принявшего участие в операциях в этом регионе (менявшиеся с 900 военнослужащих в 1992 г. до максимального числа в 1500 чел. в 1994 г. и несколько превышающие 1000 чел. в настоящее время) являются хотя и значительными, скажем, в сравнении с операциями в Молдове и Южной Осетии (в 2000 г. там дислоцированы 460 и 462 российских миротворца соответственно), однако далеко не решающими. Для сопоставления достаточно упомянуть, что только наземный компонент сил операции СФОР составлял 33400 военнослужащих разных стран, не считая гражданских лиц.

Однако во многих отношениях участие России в операциях в бывшей Югославии было и остается уникальным.

Во-первых, это нетипичная ситуация, в которой российские военные и не только западные военные «наблюдатели», но и боевые части НАТО, десятилетиями тренировавшиеся для «большой войны», действовали совместно в решении задач, поставленных ООН.

Во-вторых, степень применения военной силы в данных операциях в целом оказалась чрезвычайно высокой, в среднем гораздо выше, чем в большинстве всех других операций прежних десятилетий, за исключением «Бури в пустыне». В результате работали повышенные требования к военному профессионализму и способности реального боевого взаимодействия российских военных с военными других стран, причем не только тех, которые ранее были союзниками по Варшавскому договору.

В-третьих, в условиях этнической и исторической близости или взаимосвязи отдельных стран с теми или иными враждующими силами особую трудность составляло сохранение непредвзятого равноудаленного отношения миротворцев к сторонам конфликтов. Хотя неофициальная «про-сербская» ориентация российских миротворцев только уравновешивала неофициальную «про-хорватскую», «про-мусульманскую» или «анти-сербскую» ориентацию некоторых западных стран-участников коалиций, в целом Россия не разыгрывает в этом комплексе конфликтов националистическую «карту» и занимает позицию относительно непредвзятого посредника.

В-четвертых, на сотрудничество России с другими странами и организациями в проведении операций в бывшей Югославии наложили существенный отпечаток противоречия по линии Россия-НАТО в связи с расширением НАТО и действиями НАТО без мандата ООН в СРЮ в 1999 г. Если говорить шире, миротворческое сотрудничество в Югославии было и остается под влиянием пересечения и столкновения интересов великих держав на Балканах и в Европе в целом.

Части и соединения российских десантных войск были впервые задействованы в миротворческой миссии ООН в Югославии уже в 1992 году. В то время в России не существовало никаких специально обученных миротворческих контингентов (за исключением небольшой группы военных наблюдателей из прежних операций ООН, которая имела опыт лишь небоевых действий «под знаменами» ООН). Особый российский мотострелковый батальон для десантирования в Югославии был сформирован из соединений ВДВ на основании Указа  президента «О направлении российского контингента в Югославию для участия в миротворческих операциях ООН» и приказа Командующего Объединенными вооруженными силами СНГ[i]. Размер контингента был определен в 900 человек, вооруженных легким стрелковым вооружением, и снабженных 150 автомобилями и 15 бронетранспортерами. Батальон был сформирован и прошел сокращенное обучение и инструктаж за 6 недель.

Как простая структура контингента (штаб, штабная рота, пять мотострелковых рот), так и легкое вооружение и отсутствие подразделений связи, разведки, усиления указывали на то, что Россия не располагала адекватным опытом участия в силовых миротворческих операциях и готовилась к «классическому» миротворчеству, в котором оружие используется только для «демонстрации силы». Но реальная обстановка гражданской войны в Югославии заставила еще в ходе операции СПРООН/UNPROFOR, еще до перехода к СФОР/SFOR, изменить правила боевого соприкосновения и усилить боевую мощь контингента. Батальон запросил и получил из России  еще 54 современных БТР-80, 82-миллиметровые артиллерийские орудия, мобильные ракетные пусковые установки для борьбы с танками и портативные противовоздушные комплексы. «Разнимание» воюющих сторон требовало действий по правилам серьезной войны.

В 1994 году 554-й Отдельный мотострелковый батальон был усилен 629-м Отдельным мотострелковым батальоном, и общее количество российских военных в Югославии достигло 1500 чел. на 95 боевых бронированных машинах.

Когда 15 декабря 1995 г. Совет Безопасности ООН принял резолюцию 1031 по бывшей Югославии, российский контингент получил новый статус, изменил свою структуру (бригада) и масштаб. Прежде всего, в связи с принятием в РФ в том же году нового закона об участии российских контингентов в  миротворческих операциях, вопрос об участии российских миротворцев в операции ООН был вынесен на обсуждение российского парламента. Федеральное собрание РФ подтвердило решение об участии России в операции[ii], а в середине февраля 1996г. Президент РФ увеличил своим указом разрешенную численность контингента до 1600 человек[iii].

Российская бригада получила в Югославии район ответственности в 1750 квадратных километров, включавший линию разъединения враждующих сторон длиной в 275 километров. В непосредственном соседстве с российскими миротворцами несли службу американская бригада, турецкая бригада, а также объединенная бригада «Север», состоявшая из миротворческих контингентов Швеции, Финляндии, Дании, Норвегии и Польши.

Выполняемые в Боснии российским контингентом задачи включали также контроль на пяти блок-постах, патрулирование многочисленных дорог и территорий, разведку, обыск и проверку объектов. На протяжении участия в операциях SFOR/IFOR в 1997-1999 гг., в которых по согласованию с ООН лидирующую роль играли силы НАТО, российская бригада не была вовлечена в массовые бои. Потери 4-х человек убитыми и 11 ранеными произошли в основном в результате подрыва на минах.

Вопросом политического значения было выстраивание цепочки командования. По «идеологическим» соображениям было сочтено неправильным согласиться на прямое подчинение российского контингента командованию из структур НАТО, хотя именно натовское командование в соответствии с мандатом ООН осуществляло общую координацию операций. По дипломатическим каналам было согласовано военно-политическое особое условие: командир российской бригады генерал Л.Шевцов получал статус заместителя Командующего всей операцией в бывшей Югославии и подчинялся непосредственно Главнокомандующему наземными силами НАТО в Центральной Европе.

Российская командная группа в Верховном штабе НАТО в Европе (SHAPE) решала задачи не только военного, но и политико-дипломатического характера. Среди них, в частности, координация вопросов выполнения Дейтонских мирных соглашений с боснийским военно-политическим руководством, а также организация и проведение заседаний совместных комиссий по примирению, в которых участвовали представители боснийских политических сил и военное руководство операции СФОР.

К марту 1999 г., когда начавшаяся без санкции СБ ООН военно-воздушная операция НАТО в СРЮ привела к замораживанию отношений Россия-НАТО и формальному выведению российских миротворцев из операции под командованием НАТО в Боснии, общий итог сотрудничества между российскими миротворцами и военными стран коалиции был в целом положительным. Кризис не был вызван внутренними факторами развития самой операции в Боснии, а стал проекцией в сферу миротворчества «макрополитической» напряженности в отношениях Россия-НАТО.

Политические претензии к действиям НАТО в СРЮ можно суммировать следующим образом:

• Альянс нарушил Устав ООН, начав операцию принудительного характера на территории суверенного государства вопреки воле законно избранного правительства страны и без мандата СБ ООН;
• Операция производилась вне зоны непосредственной ответственности НАТО, ограниченной, в соответствии с Вашингтонским договором 1949 г., территорией    стран-членов;
• Операция представляла собой превышение пределов необходимого применения силы, поскольку не все каналы политического воздействия были исчерпаны;
• Операция нарушает прерогативы региональных организаций, поскольку, во-первых, ОБСЕ как ведущая региональная организация коллективной безопасности была оттеснена НАТО и мандат ОБСЕ также отсутствовал, во-вторых, собственно НАТО никогда не признавала себя (и не признавалась ООН) региональной организацией безопасности и, в-третьих, операции с элементами принудительных действий (бомбардировки и блокада) относятся к исключительной юрисдикции СБ ООН, а не региональных организаций и соглашений;
• Операция спорна с точки зрения подведения под категорию «гуманитарно мотивированного вмешательства», поскольку факт геноцида албанского населения Косово (который мог бы быть основанием для такого вмешательства) не был зафиксирован и подтвержден ООН или ОБСЕ, а потоки беженцев из Косово после начала вмешательства (бомбардировок) заметно превысили потоки беженцев до операции;
• Наконец, НАТО и западные державы создали опасный прецедент, открыто проигнорировав протесты России и позицию таких держав, как Китай и Индия, которые, среди других, высказались в ООН против силового вмешательства.

При этом очевидно, что Россия реагировала не только и не столько на события в самой бывшей Югославии (хотя противодействие бомбардировкам было последовательным и поддерживалось общественным мнением внутри России), сколько на вытеснение России из процесса принятия кардинальных решений по проблемам общеевропейской безопасности (к которым, несомненно, относилось решение о бомбардировках югославской территории).

Следует реалистично осознавать, что российское руководство не отстранялось от применения военной силы в Югославском конфликте вообще, и признания необходимости принудительных действий, в том числе  в отношении правительства С.Милошевича, в частности. Политическая проблема состояла прежде всего в нарушении Североатлантическим альянсом (и руководством ряда западных держав) правил и процедур принятия решений по вопросам применения силы в международном сообществе. Как только через 11 недель после начала бомбардировок Совет Безопасности ООН все-таки сумел принять согласованную резолюцию относительно международной операции в Косово и СРЮ, российское военно-политическое руководство настойчиво вернуло российский контингент в состав международных сил вмешательства (знаменитый рейд десантников под руководством генерала Заварзина из Боснии в аэропорт Приштины в Косово). Сотрудничество России и НАТО по линии миротворчества было немедленно разморожено. При этом, хотя бомбардировки как тип воздействия на правительство С.Милошевича были прекращены, иные принудительные элементы в операции (например, строго контролируемое эмбарго на поставку сторонам конфликта оружия) сохранились.

Выделение российскому контингенту в Косово зоны ответственности в преимущественно албанском секторе привело к затрудненному выполнению миротворческих функций, частичному блокированию элементов контингента местным населением. Тем не менее, Россия вернулась в число стран, активно участвующих в миротворческом процессе в бывшей Югославии.

Некоторые уроки комплекса операций в бывшей Югославии могут быть суммированы следующим образом:

• Наметилась определенная «специализация» различных международных организаций в проведении операций в конфликтных регионах. ООН не справляется в современных условиях с организацией силовых операций по установлению мира (принуждению к миру), если конфликт имеет масштаб реальной гражданской войны. Для этого нужна «сработавшаяся» интегрированная военная организация. Привлечение НАТО оценивается в кругах ООН в целом как эффективное и, видимо, будет практиковаться и дальше при наличии консенсуса в рядах самого НАТО. ЗЕС не смог эффективно зарекомендовать себя даже в «тепличных» условиях проведения элементов операций «под крылом» НАТО. ОБСЕ квалифицированно проводит мероприятия по восстановлению политической инфраструктуры и проведению свободных выборов в конфликтных регионах. ООН же обеспечивает общее политическое согласование интересов держав по поводу конфликта и вмешательства в него, причем эта функция (согласование интересов крупных держав по поводу конфликта) приобретает все большее значение.
• Югославия продемонстрировала как этапы разлаживания взаимодействия между организациями международного сообщества (ООН. ОБСЕ) и великими державами (первое такое разлаживание произошло в период заключения Дейтонских соглашений по Боснии вне ООН И ОБСЕ, второе – в период разворачивания действий НАТО в СРЮ вопреки позиции ряда великих держав), так и этапы их слаженного взаимодействия. Опыт показывает, что по-прежнему в международном сообществе позитивное вовлечение ООН, ОБСЕ, других многосторонних механизмов в процесс миротворчества не может быть заменено волей и силой отдельных держав. Международное сообщество по-прежнему считает нормой совместное действие «великих держав» и «великих организаций», а не их противопоставление своих усилий друг другу.
• Вместе с тем, как относительно новая формула взаимодействия развивается (и, видимо, будет расширяться в дальнейшем) практика передачи Объединенными нациями операций создаваемым ad hoc коалициям держав. России целесообразно развивать практику участия в подобных коалициях, и применять ее для развития коалиционного участия в миротворчестве в СНГ.

Операции в бывшей Югославии показали необходимость (и возможность) тесного политического взаимодействия широких групп держав в режиме реального времени разворачивающегося конфликта (речь идет не только об относительно успешном поддержании консенсуса в неоднозначных условиях странами НАТО, но и о практике согласования решений в ad hoc коалициях стран, производивших операции в Боснии, Албании, Косово). Это важный пример для России, которой необходимо задействовать механизмы политических консультаций и поддержания консенсуса среди стран ОДКБ.

[i] Приказ от 26 февраля 1992 г. Строго говоря, в силу известных надежд на сохранение единой военной инфраструктуры СНГ контингент поначалу не был «российским», он представлял весь бывший Советский Союз, все страны СНГ, и лишь впоследствии в Югославии стали говорить об отдельном российском и отдельном украинском контингентах.

[ii] Решение СФ ФС РФ от 5 января 1996 г.

[iii] Уже через год «потолок» был опущен до 1400 чел., а реальная численность в конце 90-х гг. не превышала 1340 человек.