Ливийский кризис и применение Новой стратегической концепции НАТО

Резолюция СБ ООН 1973 от 17 марта 2011г. санкционирует проведение в гуманитарных целях операции по закрытию воздушного пространства Ливии. Мандат военно-воздушной акции, предусмотренный резолюцией, соответствует принципу «обязанности защищать» (“responsibility to protect”) мирное население, зафиксированному в резолюции ГА ООН 60/1, единогласно принятой в сентябре 2005 г.[1] Резолюция – Итоговый документ Всемирного саммита 2005 г. в разделе «Обязанность защищать население…» возлагает в п. 138 соответствующую ответственность на каждое государство.

В п.139 предусмотрено право «предпринять коллективные действия, своевременным и решительным образом, через Совет безопасности, в соответствии с Уставом, в том числе на основании главы VII, с учетом конкретных обстоятельств и в сотрудничестве с региональными организациями, в случае необходимости, если мирные средства окажутся недостаточными, а национальные власти явно окажутся не в состоянии защитить свое население» от геноцида, военных преступлений и преступлений против человечности (A/RES/60/1).

Новая концепция «обязанность  защищать» (“responsabilite de proteger”) обладает определенной эффективностью, но так и не стала юридической нормой.[2] Вместе с тем, очевидно, такой подход в рамках современного международного права не рассматривает государственный суверенитет как нечто абсолютное[3]. Это означает право международного сообщества через соответствующие межгосударственные организации реагировать на опасность таких явлений как геноцид, преступления против человечности, тяжкие нарушения прав человека, угроза масштабного голода и т.п. В случае Ливии СБ ООН реализует принцип ответственности за безопасность населения на основе решения в пользу конкретного, ясно лимитированного мандата: военные действия по защите ливийского гражданского населения, подвергнувшегося авиабомбардировкам и обстрелу тяжелой артиллерией. Мандат ООН предусматривает совместные военно-воздушные акции коалиции государств по закрытию ливийского воздушного пространства с целью обеспечения права на защиту гражданского населения, но не права на военное вмешательство, тем более наземную операцию на территории страны.

Право на защиту не тождественно праву на военное вмешательство, тем более не предусматривает «обязательства вмешаться» с целью изменения существующего политического режима (при всей его одиозности) в Ливии. Мандат не санкционирует «гуманитарную интервенцию»[4] НАТО, и не предусматривает действий по замене ливийского политического режима.

Первая фаза «многоступенчатой» операции «Одиссея. Восход», инициированная 19 марта с.г. Францией и Великобританией в формате блокады воздушного пространства Ливии в гуманитарных целях, носила коалиционный характер заинтересованных участников на нациоальных уровнях и проходила без задействования механизмов НАТО и непосредственного вовлечения США.

Следуя «интерпретации» резолюции 1973, санкционирующей использование силы для защиты гражданских лиц, оказание гуманитарной помощи и «содействие политическому транзиту», международная контактная группа государств-членов ООН, Африканского союза, Лиги арабских государств и Евросоюза в Лондоне на основе консенсуса сформировала военную коалицию под франко-британской эгидой и при «заинтересованном» содействии США.

Обращает на себя внимание специфика нынешней западной комбинации: США в начале оперативно-тактической части военной операции воздерживались от непосредственного участия в ней. Некая искусственная «неопределенность» просматривается в американской позиции и сегодня, если учитывать недавнее заверение вице-президента Дж. Байдена, полагающего, что НАТО может выполнить свою миссию в Ливии и без США, стратегические интересы которых лежат на других «оперативных театрах», таких как Пакистан или Египет[5]. Новый образец коалиционных действий союзников по НАТО, оставляющий за США «патронирующее», но не обязательно прямое участие в конфликте, применялся только на первом этапе антиливийской операции. В отличие от войны в Персидском заливе 1991 года при ведущей политической и военной роли США, «ведомом» статусе Великобритании и «оппортунистической» позиции Франции, развившейся в последующем в «антиамериканскую» линию вокруг введения коалиционных сил в Ирак в 2003 году, ливийская комбинация союзников строилась на «быстром» консенсусе и «равноправии».

Феноменом явилась франко-британская ось, обеспечившая впоследствии «гибридный формат» военной операции против Триполи: коалиция добровольцев из 16 государств (включая членов НАТО и ЕС) и натовское оперативно-тактическое «пилотирование» операций. Историческую основу сформировавшейся «оси» видят в франко-британском военном соглашении от ноября прошлого года о «взаимной ответственности» (ядерный компонент, потенциал ВВС), в факте «возрождения» Антанты (l’Entente cordiale) и опыте совместной акции в ходе Суэцкого кризиса 1956 года. Консолидированная позиция двух европейских держав в ливийском кризисе заметно «разрядила» проблему их известных противоречий и амбиций. Франция, первоначально настаивавшая на проведении ливийской операции без участия НАТО, отказалась от противодействия Лондону в усилиях поставить ее под контроль командных структур альянса. Британцы, препятствовавшие изначально французским попыткам подключить Евросоюз, в частности, к руководству военно-морскими операциями по обеспечению эмбарго на поставки оружия в Ливию, также сняли свои возражения. Достигнутый в рамках «Антанты» компромисс предусматривал обеспечение в ходе «второй фазы» операции со стороны НАТО координации военных акций и «пилотного проекта» по определению политического будущего Ливии.

По взаимной договоренности Евросоюз использует свой «эмбриональный» военный механизм лишь для оказания гуманитарной помощи. Североафриканское кризисное развитие еще раз обнажило дилеммы «многоголосия» европейской внешней политики, неудачу попыток ЕС и после Лиссабонского договора выработать общую линию поведения. «Объединительные» усилия  К.Эштон расцениваются как неконцептуальные и излишне амбициозные[6]. Евроскептиками и противниками военного «евроцентризма» эта ситуация была использована для утверждения: Ливия вновь показала «абсурдность мечтаний о европейской армии»[7].

На передаче оперативного руководства операцией «в руки НАТО» настаивала Италия. Германское руководство в ходе франко-британского «умиротворения Каддафи», т.е. в период «первой фазы» конфликта, заняло принципиальную позицию неприятия силового решения и неучастия в военной операции. А восточноевропейские союзники по блоку вообще ограничились позицией умолчания[8].

Непредсказуемость возникновения и развития ливийского кризиса во многом связывается с инициативной, «опережающей» ролью и последовательным характером действий французской президентской дипломатии, отчетливо осознающей свой государственный интерес и не испытывающей состояния растерянности и тем более неуверенности. Как представляется, мотивы французского активного подхода к ливийскому конфликту явно отражают нынешнюю внешнеполитическую доктрину Парижа. Действия в ливийском конфликте соответствуют внешнеполитической линии  руководства страны и призваны содействовать повышению роли Франции в международных делах, признанию ее вклада в деятельность НАТО в области кризисного реагирования. Существенными мотивами французской вовлеченности являются не только традиционные интересы в Северной Африке, но и во всем  Средиземноморском бассейне. В целом Средиземноморье рассматривается через призму продвигаемого французами создания средиземноморского союза с участием североафриканских стран как будущего тесного партнера Европы в рамках реализации политики «стратегического соседства». Вероятно, ливийский фактор не может не восприниматься как препятствие реализации этой и других французских региональных амбиций.

С самого начала ливийской кампании задачи французской дипломатии были направлены на утверждение доминирования Парижа в принятии коалицией оперативных решений и закрепление евроатлантического профиля своих действий, без влияния США в качестве ведущей силы в решении конфликта. Б.Обаме французами олтводилась явно «вспомогательная» роль. Атлантизм во главе с США не должен был доминировать и в решении политической судьбы Ливии.

Настрой французов на военное решение ливийского кризиса, как, впрочем, и других конфликтных ситуаций в геостратегическом измерении воспринимается партнерами в Европе как традиция времен наполеоновской дипломатии:  “on s’engage et puis en voit” - «давайте ввяжемся, а там будет видно». Со времен алжирской войны страна не знала необратимых дипломатических и военно-политических потерь, если не считать провала в 2005 г. «инициативно» разработанного французской стороной Проекта Конституции Европы. Случавшиеся неэффективные внешнеполитические решения по «принципу ущерба», т.е. необусловленных затрат[9] объяснимы, наверное, и спецификой национального «картезианского» мышления, которое проявляется, например, в традиционной французской архитектуре, «требующей, чтобы окна на фасаде обязательно были парными». Если одно отсутствовало, его заменяли фальшивым, которое не открывалось, но создавало иллюзию симметрии[10]. Иллюзиям же, как видно , подвержены все максималистские внешнеполитические концепции и доктрины в современном мировом   сообществе.

«Моторную роль» президента Франции в ливийском кризисе поддержали свыше половины французов, несмотря на почти обвальное падение рейтинга Н.Саркози. Предпринятая Парижем «в тандеме» с Лондоном инициативная, развитая затем в «многофазовый конфликт», операция против Триполи осуществлялась в рамках военной доктрины, сформулированной в Белой книге по обороне 2007 года. Отношение к «гуманитарной» войне в Ливии во французском обществе неоднозначно, хотя инициативу президента Н.Саркози поддерживало 63% французов (американцы – 55%, британцы – 50%, итальянцы – 40% и даже «неучаствующие немцы» - 50%)[11]. Отмечается, что мотив применения военной силы «против страны, которая не нападала на Францию», из-за нарушения гуманитарных прав населения ее руководством, может рассматриваться как использование права на вмешательство «вне рамок международного права», как соответствие признанной формуле «обязанности защищать»[12]. Гуманитарная мантра (даже Турция заявляет, что имеет единственную цель – защиту гражданских лиц) плохо скрывает трудности определения статуса вмешательства и роли тех, кто в нем участвует[13].

Немаловажную причину «передовой роли» Франции и Великобритании в ливийском сценарии увязывают с их политикой всемерного сохранения «статуса глобальных держав», способных вмешиваться в кризисные ситуации в самых разных точках, несмотря на серьезные бюджетные трудности обеих держав. Ливия явилась первым испытанием адекватности франко-британского «союза» амбициям утвердить за собой новые стратегические зоны собственных интересов, в немалой степени энергетические. На первом месте во внутреннем досье НАТО стоит приоритетная «ось Саркози - Камерон», способная оказывать «воздействие» на позиции Б.Обамы[14]. Несмотря на «медовый месяц» отношений с Парижем, в Лондоне, однако, отмечают, что французский президент «слишком часто тянет одеяло на себя…»[15]

В ходе совместной операции «тандему» удалось окончательно преодолеть несовпадения в практических вопросах, прежде всего касающихся попыток Франции обойти НАТО по заявленным ею «причинам неэффективности» альянса , или опасений Лондона, опирающегося на дипломатическую поддержку Вашингтона, затянуть ливийский кризис вследствие отсутствия оперативно-штабного участия Брюсселя. В «коалиции» считают, что интенсивность военных акций франко-британского «тандема» и после передачи НАТО функций командования  не сократилась. В натовских штабных структурах  настаивают, что альянс придерживался более «сдержанной интерпретации» резолюции ООН, нежели Париж и Лондон, действующие слишком самонадеянно в выборе наземных целей. После передачи их сепаратной «бомбардировочной функции» в ведение НАТО обе державы стали добиваться  интенсификации  проведения операции.

Ливийская гражданская война явилась серьезным испытанием для франко-германского сотрудничества, которое дало «сбой» в ходе принятия резолюции 1973 СБ ООН, и вылилось в резкое размежевание  подходов к последующей военной операции. Высказываются соображения, что перспектива франко-германского «локомотива» европейской экономической и военно-политической интеграции впервые серьезно поставлена под сомнение. Ливийский вопрос оказался в числе «особых» немецких позиций, наряду с планами европейского спасения Греции, Исландии и Португалии по зоне евро.  Германский мининдел заявил «о невозможности урегулирования ситуации в Ливии военными средствами». Немецкая позиция исходит из того, что «возможно только политическое решение». Необходимо лишь запустить политический процесс урегулирования. Неприятие силового решения и отказ поддержать союзников по НАТО и ЕС в проведении воздушных операций против режима Каддафи раскололи германское общество. Парламентское большинство в Бундестаге, сочувствующее «операции», вынуждено было ограничиться предложением о направлении весьма ограниченного по размерам и функциям немецкого контингента в Ливию в целях «охранного» обеспечения гуманитарной миссии Евросоюза. Противники вовлечения Берлина  в западный формат урегулирования утверждают,  что в «складывающейся  обстановке даже гуманитарная акция может  повлечь за собой втягивание в военное  противостояние»[16].

С переходом управления военной операцией в Ливии к штабным структурам НАТО ситуация вокруг проблемы немецкого участия оказалась более определенной и заметно сблизилась с общей позицией стран Евросоюза. Принято «принципиальное решение» о немецком участии в гуманитарной миссии Европы в случае обращения ООН.[17] В штаб-квартире в Брюсселе этот шаг расценили как поворот от прежней линии, при которой в СБ ООН при голосовании по Ливии немцы не просто не поддержали европейских партнеров – Францию и Великобританию, но «предпочли встать на сторону  России и Китая». Германия продолжала придерживаться  собственной позиции в отношении натовской вооруженной  «акции» против Триполи и по гуманитарной миссии Евросоюза «Еврофор – Ливия», которая не исключает использования  охранных воинских контингентов евросоюзных стран, включая Германию.

С решением НАТО 27 марта с. г. полностью взять на себя операцию «по резолюции СБ ООН 1973 по защите» началась «вторая фаза» ливийской кампании,  под  названием - «Unified Protector» (Объединенный защитник). Ныне НАТО «имплементирует  военные аспекты» резолюции 1973 и в ее рамках привержено выполнению своих обязательств перед ООН.[18] Натовская операция рассчитана на три месяца. В официальном уведомлении о ее начале содержится обязательство предпринять «все необходимые меры для защиты ливийских гражданских лиц». Кроме того, «суда НАТО не будут заходить в ливийские территориальные воды», и «НАТО не намерено развертывать наземные силы на ливийской территории». Это соответствует, вероятно, статье 25 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны, воспрещающей атаковать или бомбить каким бы то ни было способом незащищенные города и селения.

В числе натовских обоснований решения взять на себя объединенное руководство операцией Unified Protector присутствует критическая оценка Вашингтоном итогов действий франко-британской коалиции, которые завели ливийскую ситуацию в тупик.[19] В свою очередь европейские партнеры считают, что американцы  пропустили «эстафету» из-за растущей непопулярности возможного вмешательства США в Ливии.[20] Готовность Парижа на передачу операции под командование альянса было обусловлено согласием Брюсселя на «политическое пилотирование»  франко-британской коалицией натовских военно-воздушных бомбардировок. Аргументом в пользу подобного размена явилось опасение, озвученное  французской дипломатией, утратить «хрупкую поддержку» Лиги арабских государств, для которых НАТО «олицетворяет» прежде всего американские интересы.[21]

Противоречия между «французским» руководством коалиционными действиями и «тактикой» НАТО в ливийской операции пока  сохраняются.  Для мининдел Франции А. Жюппе военный механизм НАТО «недостаточно» эффективен.[22] По его оценке, альянс «не стремится взять на себя военное руководство операциями, о чем договаривались». Его руководство «должно выполнить свою задачу на сегодня, а именно, воспрепятствовать использованию Каддафи тяжелого вооружения против населения», в частности, и вокруг г. Мисрата. За усиление вовлеченности НАТО высказался и британский мининдел У. Хейг. Франко-британская «Антанта» продолжала настаивать на  сценарии, согласно которому с 31 марта с. г. НАТО осуществляет командование всеми оперативными действиями, проводимыми в Ливии, «наследуя», таким образом, начатую 19 марта многосторонней коалицией военную операцию,   оставляя за  коалицией лишь «политическое пилотирование». Военное руководство  в лице командующего совместными операциями генерала М. ван Ума «не приняло» французскую критику, указав на эффективность своих действия «по существенному уничтожению»  военного потенциала режима Каддафи, используемого против  народа.[23]

 В целом руководству альянса удалось консолидировать позиции союзников, уровень вклада каждого определялся бы национальным, а не блоковым решением. Франция, Великобритания, Бельгия, Канада, Дания, Италия и Норвегия продолжали осуществлять воздушные бомбардировки (60% технического обеспечения боевых вылетов -  за счет американской стороны).[24] Швеция как «партнер НАТО» и Нидерланды  совместно с Катаром и ОАЭ обеспечивали противозенитную защиту, без участия в нанесении ударов с воздуха.

Греция и Турция, отстаивавшие собственный «посреднический проект», задействованы в направлении к ливийским берегам судов военной и гражданской поддержки. Неучастие германского союзника «компенсируется» его принципиальным решением участвовать в гуманитарной миссии по линии Евросоюза. Это расценивается как окончательный поворот от прежней немецкой линии «да - нет»[25] в отношении   мандата НАТО на военное вмешательство в ливийские дела. Ныне Берлин готов сформировать собственный «африканский корпус» в рамках гуманитарной миссии Евросоюза[26]. Из восточно-европейских союзников свою позицию обозначила Польша, высказавшись в пользу гуманитарного содействия. Премьер-министр Д.Туск, однако, дал понять, что «военной вовлеченности Польши достаточно и в Афганистане», и что в стране «нет уверенности» в обоснованности проведения военной операции[27].

Практическое значение в ходе войны, ведущейся «ограниченными воздушными операциями», приобрела проблема «тупика наземной операции», ставящего под сомнение смысл и результаты вовлечения альянса в гражданскую «смуту» в Ливии. Сложившаяся ситуация требует реализации имеющимися средствами ясно поставленной стратегической цели, поскольку, согласно циничной формуле французского «политтехнолога» А.Глюксмана, проводимой в своей статье бывшим статс-секретарем германского МИД В.Ишингером, - «войны бывают не справедливыми, а необходимыми».

Развитие гражданского конфликта сопровождается не только наращиванием военной (6,2 тыс. авиавылетов, из них 2420 - боевые) и политической активности НАТО, но и постепенным, перманентным изменением целей и задач операции вне рамок резолюции 1973. Фактической задачей действий союзников стало силовое изменение политического режима и устранение М.Каддафи в качестве лидера государства. В совместном обращении Б.Обамы, Н.Саркози и Д.Камерона со ссылкой на «мандат ООН» утверждалось, что в действиях коалиции речь не идет о насильственном отстранении Каддафи от власти, но, вместе с тем, откровенно заявлено о «невозможности представить будущее Ливии с Каддафи»[28]. Реальный «транзит» от диктаторского режима к открытому конституционному процессу возможен лишь с новым поколением руководства. «Каддафи должен уйти, определенно». Неправовой характер требования во внимание не принимается, прямо по римским письмам Луция Сенеки: «никакое зло не велико, если оно последнее».[29]

Сложившаяся ситуация, несмотря на наращивание военно-воздушного прикрытия оппозиционных сил, пока не дала союзникам шанса предвидеть реальные сроки завершения операции и перспективы «политического транзита». Предпринимались малоуспешные попытки «максималистской интерпретации» мандата ООН. Бывший посол США в НАТО К. Волкер выдвинул «идею выхода», согласно которому чем скорее Запад займет ясную позицию в понимании того, что «гуманитарные цели ООН могут быть достигнуты лишь отстранением Каддафи от власти, тем быстрее кризис может завершиться».[30]

В руководстве НАТО в целом сдержанно реагировали на обвинения и упреки в превышении мандата ООН и нарушении, таким образом, «духа и буквы» резолюции 1973. Генсек А. Фог Расмуссен в ответ на критику, в том числе с российской стороны, настаивал на соответствии действий в Ливии мандату согласно резолюции.[31]

Оценки ситуации как «тупиковой» вынуждают коалицию и Вашингтон на дальнейшее дипломатическое  «маневрирование» вокруг мандата СБ ООН и изменение сценария военного решения. Французами запущен «пробный шар» о расширении ооновского мандата и соответственно принятия новой резолюции Совбеза. Минобороны Франции Ж. Лонгю рассматривает совместное заявление ведущей  антиливийской «тройки» Саркози, Обамы и Кэмерона  с требованием об уходе Каддафи как «фактический выход» за рамки резолюции 1973. В экспертном сообществе стран-участниц «коалиции», включая лорда Р. Скидельски, считают, что неопределенный характер мандата отражает полную сумятицу и неразбериху в области международного права и отсутствие консенсуса в отношении целей и задач гуманитарной интервенции.[32] Французские аналитики утверждают, что гражданская внутриливийская война трансформировалась в «международную войну».[33] Очевидно, что коалиционерам нужна новая резолюция, которая позволила бы расширить масштаб военных действий за счет переноса их непосредственно на ливийскую территорию и задействование, таким образом, наземной операции. Помощник зам. генсека НАТО Дж. Апатурай выразил мнение в ходе видеомоста со студентами МГЛУ, что «СБ ООН необходимо принять новую резолюцию, поскольку резолюция 1973 не подразумевает проведение наземных операций».[34] В целях проведения каких-либо наземных действий  необходимо принятие новой резолюции по Ливии.[35]

В западных военно-экспертных центрах исходят из того, что сокрушение режима Каддафи, лишение его всех властных полномочий и предание Международному суду является основной задачей нынешней, «третьей фазы», коалиционной войны в Ливии. Эта задача не выполнима без радикального наращивания военного и дипломатического давления и «диверсификации театра боевых действий за счет сухопутного фактора». Ни установление «запретной» воздушной зоны, ни тем более экономические санкции «не достаточны для смещения диктаторов».[36] Не способна содействовать этой задаче и «доктрина»  Б. Обамы, опирающаяся на «арабский консенсус», сыгравший свою роль в ходе «первой фазы» антиливийской операции (напомним, Лига арабских стран и Африканский союз приняли лишь идею установления бесполетной зоны). Учитывается и неэффективный опыт запретных воздушных зон в ходе натовской операции против Югославии и в «процессе миротворчества» в Боснии. Германский дипломат экс-председатель Мюнхенской конференции по безопасности, а ныне сопредседатель Евро-Атлантической Инициативы безопасности В.Ишингер заявил, что военные действия по защите гражданского населения с воздуха и ограниченные авиаудары  по «всем правилам» длятся дольше запланированного времени и вызывают больше всего жертв среди населения. «Все, кто несли ответственность за вмешательство в Косово, знают это».[37] В Триполи учитывают, что резолюция 1973 «определенно» исключает наземную операцию в Ливии, что позволяет «несерьезно воспринимать угрозы вторжения» со стороны НАТО. Союзники не должны, однако, «предупреждает» Ишингер, поддаваться соблазну добиться смены режима внешним принуждением. Остается «принцип надежды», что проблема разрешится сама собой.[38] Тень опыта «балканских войн» так или иначе довлеет над политическим  руководством и общественным сознанием в странах НАТО и ЕС. Есть опасения, что ливийские точки «наибольшего противостояния», как   Мисрата, могут оказаться или «вторым Сараево», или даже «новой Сребреницей». Особую настороженность эта ситуация вызывает в германском обществе: в 90-е годы эти «поворотные пункты» балканских событий уже приводили к тому, что «Германии пришлось взяться за оружие».[39]

Другой озабоченностью становится неясность сроков завершения операции. Затянутость сроков более всего не удовлетворяет Францию. Обеспечивая треть всех военно-оперативных дорогостоящих акций, Париж не заинтересован в том, чтобы операция увязла в долговременной динамике ливийского конфликта. По заявлению шефа штаба французских ВВС Ж.-П. Паломеро, авиационный компонент операции не достаточен для урегулирования подобных «сложных» кризисных ситуаций. Если конфликт затянется, то просьба о подключении к операции американского потенциала «фатально неизбежна».[40] Актуальность сроков завершения связывается  французами и с бюджетной проблемой (40 дней «боев» стоили уже 50 млн. евро).

На фоне общей неясности вокруг срока исхода операции «Единый защитник» и подключения «наземного потенциала» выдвигалась идея направления на ливийскую территорию спецподразделений наблюдения. Миссия таких «коммандос» по «неофициальному» замыслу заключалась бы не в проведении сухопутных операций, а в идентификации и в координации наземных целей операции, проводимой с воздуха, что позволяло бы избегать ошибочных ударов, чреватых поражением гражданских лиц и объектов.[41]

Коалиционная операция НАТО с участием стран Евросоюза и пассивной поддержкой ЛАГ и Африканского союза стала первым опытом применения новой стратегической концепции Североатлантического союза.

В Ливии была применена модель кризисного урегулирования, и задействован набор политических и военных средств, которые предусмотрены концепцией. Ливийский опыт действий НАТО соответствует заложенному в концепции принципу обеспечения собственной безопасности через кризисное урегулирование, в данном случае в Северной Африке. Дело, по «признанию профессионалов», ведь не только в «арабской весне», но и в интересах Европы.[42]

Ливийский кризис оказался близким к реализации и другой концептуальной установки: «большее политическое  вовлечение партнеров во всем мире в работу с альянсом и их существенная роль в определении конфигурации проводимых НАТО операций…» Впервые к участию в ближневосточной операции Запада удалось привлечь арабские государства. В отличие от балканских операций НАТО 90-х годов ливийская «гуманитарная интервенция» формально проводилась в рамках резолюции СБ ООН, но в натовской ее интерпретации. Опасение стран коалиции оказаться в ситуации «балканизации» ливийского кризиса удерживал их от радикальных военных решений, прежде всего от перехода к наземной операции. Вместе с тем практика расширенных «интерпретаций» международно-правовых решений будет, видимо, применяться НАТО и в последующих ситуациях кризисного урегулирования.

Существенный вопрос, однако, которым сейчас все больше задаются в экспертных сообществах и аналитико-прогностических структурах, связан с возрождением концепции «обязанность защищать». Резолюция 1973 рассматривается как успех реализации этой концепции. Ответственность за защиту мирного населения, сформулированная в рамках ООН в 2005 году в виде соответствующей резолюции, предполагает необходимость поиска «гуманитарного балансира» между уважением суверенитета и действиями по  защите населения. Принцип ответственности за защиту применим в чрезвычайных ситуациях в целях предотвращения военных преступлений, преступлений против человечности. Переход от «обязанности  защищать» к классическому вмешательству ведет к делегитимации самого принципа защиты. Не рискует ли коалиция незаметно и необъявленно перейти от концепции обязанности  защищать к совсем другой задаче – изменению ливийского режима?[43] От того, что происходит в Ливии, зависит будущее концепции «обязанности защищать».[44] Обязанность  международного сообщества защищать гражданское  население в кризисах становится одним из важнейших формирующихся принципов современного гуманитарного права, от международно-правовой и политической реализации которого будут зависеть процессы реального, справедливого кризисного урегулирования.

[1] Концепция «Обязанность защищать» была подробно разработана в известном Докладе ООН “Responsibility to Protect”, выпущенном Комиссией ООН по вопросам государственного суверенитета и вмешательства, анализировавшем уроки миротворческой деятельности ООН 1990-х – начала 2000-х годов.

[2] Jeangene Vilmer J.-B. Intervention en Libye: ni droit d’ingence, ni desinteressment. Le Monde, 28.03.2011

[3] Pancrasio J-P. Une intervention internationale ou regionale encadree par le droit. Le Monde 16.03.2011.

[4] Понятие «гуманитарной интервенции» отсутствующее в Уставе ООН, получило развитие в 1990-е годы в связи с операциями ООН в Руанде и бывшей Югославии.

[5] The Financial Times, 20.04.2011

[6] Meller P. Libyen und das Dilemma der europaischen Aussenpolitik. “Cicero”, Marz 2011.

[7] Ibid.

[8] The Economist. 24.03.2011

[9] Батай Ж. Проклятая доля. М.2003, с.189.

[10] Безопасность Европы. Институт Европы РАН, М.2011, с.216.

[11] Le Monde. 12.04.2011.

[12] Rufin J. Apres l’intervenion en Libye, ou s’arrete la guerre “humanitaire”.Le Monde 23.03.2011

[13] Colonomos A. Le pari de la guerre hegelienne. Le Monde, 21.04.2011.

[14] Laserre J. Libye: l’axe franco-britannique a l’epreuve. Le Figaro 04.04.2011

[15] Ibid

[16] Der Spiegel, 09.04.2011

[17] The Economist, 08.04.2011

[18] Сайт НАТО 04.04.2011

[19] The Economist, 08.04.2011

[20] Le Monde, 28.03.2011

[21] Ibid.

[22] Le Monde, 12.04.2011

[23] Le Figaro, 12.04.2011

[24] Le Figaro, 01.04.2011

[25] W.Ischinger: Es gibt keine gerechten Kriege – aber notwandige. “Cicero”,05.05. 2011

[26] The Economist, 08.04.2011.

[27] Le Monde, 08.04.2011

[28] Le Figaro, The Times, 15.04.2011.

[29] Сенека Луций Аней. Нравственные письма к Луциллию. Письмо 5-е, М.,1986 г.

[30] The Economist, 25.04.2011

[31] www.nato, 15.04.2011

[32] Р. Скидельски. Пародоксы гуманитарной войны. Россия в глобальной политике, 19 апреля 2011, № 2

[33] Tatu M. Guerre internationale en Libye. Le Monde, 24.03.2011

[34] www.vesti.ru 03.05.2011

[35] Там же.

[36] Le Monde, 24.03.2011

[37] Ischinger W. “Cicero”, Mai 2011

[38] Ibid.

[39] Bonse E. Lybyen Krise: Misrata ist ein Weckenruf fur Europa. “Cicero”, 30.04.2011

[40] Le Figaro, 13.04.2011

[41] Le Figaro, 18.04.2011

[42] W. Ischinger. Es gibt keine gerechten kriege – aber not wendige. “Cicero”, Mai 2011

[43] Boniface P. La France et l’OTAN risquent de decrebiliser la responsabilite de proteger. Le Monde, 26.04.2011

[44] Ibid.