Реформирование и развитие комплекса ядерных вооружений России
В своей программной статье президент Путин неоднократно подчеркивал роль ядерного оружия в обеспечении безопасности России: «Вероятность глобальной войны ядерных держав друг против друга невысока, таковая означала бы конец цивилизации. До тех пор, пока “порох” стратегических ядерных сил, созданных огромным трудом наших отцов и дедов, остается “сухим”, никто не посмеет развязать против нас широкомасштабную агрессию». При этом он отмечал возрастающую роль других видов вооружений, а в отдаленной перспективе — вероятность создания оружия на новых физических принципах: «Все это позволит наряду с ядерным оружием получить качественно новые инструменты достижения политических и стратегических целей. Подобные системы вооружений будут сопоставимы по результатам применения с ядерным оружием, но более “приемлемы” в политическом и военном плане. Таким образом, роль стратегического баланса ядерных сил в сдерживании агрессии и хаоса будет постепенно снижаться». Тем не менее, по мнению президента, «... очевидно, что в структуре Вооруженных Сил сохранится роль и значение сил ядерного сдерживания. Во всяком случае, до тех пор, пока у нас не появятся другие виды оружия, ударные комплексы нового поколения»[1].
Таким образом, в обозримой перспективе роль ядерного оружия для России является неизменной и приоритетной в военных программах. В упомянутой статье сказано: «Обеспечена надежная устойчивость и достаточность наземной, морской и воздушной составляющей Стратегических ядерных сил России. Доля современных ракетных комплексов наземного базирования за последние четыре года уже возросла с 13 до 25 процентов. Будет продолжено переоснащение еще 10 ракетных полков стратегическими комплексами “Тополь-М” и “Ярс”. В Дальней авиации полностью сохранен парк стратегических ракетоносцев Ту-160 и Ту-95МС, идут работы по их модернизации. Для наших “стратегов” на вооружение принята новая крылатая ракета воздушного базирования большой дальности. Начинается разработка перспективного авиационного комплекса для Дальней авиации. <...> На дежурство заступают подводные стратегические ракетоносцы нового проекта “Борей”. Лодки такого класса: “Юрий Долгорукий” и “Александр Невский”, уже проходят государственные испытания». В контексте программы вооружения до 2020 г., указал он, «в предстоящее десятилетие в войска поступит более 400 современных межконтинентальных баллистических ракет наземного и морского базирования, 8 ракетных подводных крейсеров стратегического назначения»[2].
Относительно противодействия американской ПРО Путин отметил: «Гарантией от нарушения глобального баланса сил может служить либо создание собственной, весьма затратной и пока еще неэффективной системы ПРО, либо, что гораздо результативнее, способность преодолевать любую систему противоракетной обороны и защитить российский ответный потенциал. Именно этой цели и будут служить Стратегические ядерные силы и структуры воздушно-космической обороны»[3].
Рассмотрим текущее состояние российских ядерных сил и перспективы их развития, опираясь на открытые российские источники и доступные зарубежные экспертные материалы.
Стратегические ядерные силы
По результатам обмена данными с США в соответствии с Договором СНВ в боевом составе СЯС России по состоянию на 30 ноября 2012 г. находятся 491 развернутая пусковая установка и 1499 боезарядов на них. С учетом неразвернутых пусковых установок — 884 единиц. По количеству боезарядов и по развернутым пусковым установкам это гораздо меньше того, что может оставаться у сторон к 2017 г. по условиям Договора СНВ (700 развернутых пусковых установок и 1550 боезарядов). В то же время в США 806 развернутых пусковых установок и 1722 боезаряда. С учетом неразвернутых — 1034 единиц[4].
В РВСН в настоящее время развернуто 96 новых ракетных комплексов «Тополь-М» и «Ярс» стационарного и мобильного базирования. Принято обоснованное решение о прекращении развертывания моноблочных ракет «Тополь-М» и дальнейшей постановке на боевое дежурство только ракет «Ярс» с разделяющимися головными частями. В составе РВСН остаются ракетные комплексы РС-20 (Р-36М2, 52 единицы), РС-18 (УР-100НУТТХ, 70 единиц) и РС-12М «Тополь» (170 единиц), часть которых не засчитывается в число развернутых, поскольку их готовят к замене. Количество развернутых пусковых установок по результатам обмена данными составляет 332 единиц с 1092 боезарядами.
В составе морских СЯС имеется 11 ракетоносцев с 336 боезарядами. На Северном флоте — 6 ракетоносцев проекта 667БДРМ (из которых 3 оперативно развернутых), 1 проекта 955 и 1 проекта 941. На Тихоокеанском флоте — 3 ракетоносца проекта 667БДР.
В составе авиационных СЯС — 66 стратегических бомбардировщиков с 200 крылатыми ракетами, в том числе 11 Ту-160 и 55 Ту-95МС[5].
За прошедшие два года наиболее интенсивно происходило перевооружение РВСН. По заявлению командующего РВСН генерал-полковника Сергея Каракаева, две дивизии (Татищевская и Тейковская) полностью перевооружены на ракетные комплексы «Тополь-М» и «Ярс». Еще в одной дивизии (Козельской) начаты работы по замене ракет РС-18 (УР-100НУТТХ) на ракеты «Ярс». На эти же ракеты в текущем году будет проведена замена еще в двух дивизиях (Новосибирской и Домбаровской)[6]. Продолжается эскизное проектирование новой жидкостной ракеты стационарного базирования для замены «тяжелой» ракеты РС-20 (Р-36М2).
Если предположить, что в течение следующих 10 лет в РВСН будут сохранены 10—11 дивизий, то общее количество стационарных и мобильных пусковых установок может составить 340—350 единиц. Прогнозировать количество боезарядов на них в настоящее время достаточно сложно, поскольку неизвестно, сколько их будет размещено на ракетах «Ярс». Есть основания предполагать, что на каждой такой ракете может быть от 3 до 6 боезарядов, а на каждой новой жидкостной ракете — до 10 боезарядов. Если допустить, что в среднем на каждой ракете будет 3 боезаряда, то через десять лет в РВСН может быть примерно 1000—1100 боезарядов.
В морской составляющей за прошедшие два года принят на вооружение подводный ракетоносец «Юрий Долгорукий». Второй ракетоносец этой серии «Александр Невский» проходит государственные испытания и должен быть принят в боевой состав в текущем году. Третий ракетоносец, «Владимир Мономах», спущен на воду в конце 2012 г., четвертый, «Князь Владимир», создаваемый по усовершенствованному проекту, находится в стадии строительства на предприятии «Севмаш» в Северодвинске. До 2020 г. планируется построить 8 ракетоносцев проекта «Борей».
Если на каждом ракетоносце проектов 955 и 955А может быть до 16 пусковых установок при 6 боезарядах на ракете «Булава», а подлодки проектов 667 БДРМ и 667 БДР будут выведены из боевого состава ВМФ, то общее количество боезарядов в морских СЯС может составить до 768 единиц.
В составе авиационных СЯС будет продолжаться модернизация тяжелых бомбардировщиков Ту-160 и Ту-95МС, их общее количество сохранится примерно на том же уровне. С достаточной степенью уверенности можно утверждать, что разработка, летные испытания и принятие на вооружение нового авиационного комплекса дальней авиации не будут завершены в ближайшие десять лет.
Таким образом, если программа развития СЯС будет реализована, то теоретически в ее составе к концу десятилетия может быть до 400 носителей и почти 2000 боезарядов (по правилам засчета, принятым в рамках нового Договора СНВ 2010 г.). Это значительно превысило бы допустимые по новому Договору СНВ уровни по боезарядам (1550 единиц).
Однако, как показывают оценки финансово-экономического обеспечения затрат на развитие ВС включая СЯС (см. раздел «Программа вооружений и экономика»), состояния ОПК, а также история срыва всех предыдущих государственных программ вооружения, едва ли можно рассчитывать на полную реализацию описанной выше программы развития СЯС. В связи с этим представляется, что целесообразна ее значительная корректировка. Аргументы против разработки новой жидкостной ракеты для шахтных пусковых установок были изложены ранее в работе «Новая военная реформа России»[7] и полностью сохраняют свой смысл. Возможно, сроки окончания разработки этой ракеты (2018 г.) по сравнению с планируемыми в ГПВ-2020 будут увеличены в новой программе ГПВ-2015—2025. Если все-таки разработка новой жидкостной ракеты будет завершена, то с учетом отсутствия ее вклада в потенциал ядерного сдерживания СЯС более целесообразным представляется оснащать такую ракету неядерными высокоточными боезарядами для создания потенциала нанесения быстрого глобального удара (для этого еще предстоит сформулировать рациональные боевые задачи с учетом большой стоимости таких систем и наличия других средств, отвечающих критерию «стоимость — эффективность», чего пока не удалось сделать ни в США, ни в России).
В последнее время со стороны представителей ОПК слышатся призывы приступить к разработке нового боевого железнодорожного ракетного комплекса (БЖРК) с ракетами типа «Ярс». Такой ракетный комплекс действительно мог бы повысить живучесть группировки РВСН, однако мобильные комплексы с ракетами «Тополь-М» и «Ярс» при существующих и прогнозируемых потолках нового Договора СНВ и без БЖРК обеспечивают вполне достаточный потенциал ядерного сдерживания. Поэтому его создание привело бы только к неоправданным дополнительным затратам и без того ограниченных средств, к увеличению типажа ракетных комплексов и росту затрат на эксплуатацию.
Программа строительства 8 подводных ракетоносцев проектов 955 и 955А по-прежнему не имеет ясного оперативно-стратегического и финансового обоснования. Представляется более целесообразным иметь в перспективе 4, максимум 5 подводных ракетоносцев с баллистическими ракетами «Булава» с доведением их эксплуатационных характеристик до уровня, при котором на боевом патрулировании находились бы 50% общего их количества (т. е. до уровня, существующего в США, Великобритании и Франции). Это обеспечило бы такой же вклад морских СЯС в потенциал ядерного сдерживания, как при наличии 8 подводных ракетоносцев с нынешним показателем коэффициента оперативной напряженности.
Следует отметить, что планируемые решения о базировании 4 подводных ракетоносцев проектов 955 и 955А на Тихоокеанском флоте представляются не вполне стратегически обоснованными и походят на политико-символическую реакцию на сосредоточение сил США в этом регионе. Вряд ли это целесообразно с учетом имеющихся преимуществ северной инфраструктуры базирования российских морских СЯС.
Авиационный компонент СЯС лучше всего постепенно переключать на выполнение региональных задач (в частности, путем оснащения высокоточными крылатыми ракетами большой дальности в неядерном оснащении). Их вклад в ядерное сдерживание весьма сомнителен, а роль в обеспечении России потенциалом высокоточного обычного оружия большой дальности была бы очень весомой.
Предлагаемая корректировка программы СЯС, которая может стать вполне реальной с учетом прогнозируемого дефицита финансовых средств, приводит к выводу о целесообразности достижения новой договоренности России и США о сокращении СЯС сторон до уровней примерно в 1000 боезарядов. В этом случае отпала бы необходимость наращивания российских стратегических сил до потолков Договора СНВ от 2010 г. и появилась бы возможность экономии значительных ассигнований, крайне необходимых в других сферах российской военной политики и реформы.
Возможность достижения таких договоренностей в некоторой степени облегчается ввиду объявленной Пентагоном корректировки программы ЕвроПРО. В частности, речь идет об отмене четвертой фазы программы, предусматривавшей развертывание системы противоракет «Стандард-3 IIB», теоретически способных перехватывать МБР[8]. Это могло бы способствовать преодолению противоречий между Россией и США/НАТО и активизации поиска путей сотрудничества в этой сфере.
Оперативно-тактическое ядерное оружие
Российская политика по отношению к нестратегическому ядерному оружию, судя по «Военной доктрине Российской Федерации» 2010 г., при определении задач ядерного сдерживания и условий применения ЯО не рассматривает тактическое ядерное оружие (ТЯО) отдельно от стратегического. Отдельно СЯС упоминаются только в содержащемся в этом документе описании задач по поддержанию состава и их подготовке к применению[9].
Официальная информация о состоянии и планах в отношении нестратегического ЯО отсутствует. Большинство экспертных оценок сводится к констатации наличия у России в настоящее время примерно 2000 единиц ЯО тактического назначения. Сюда включаются около 730 ядерных боезарядов для тактических ядерных авиационных ракет и бомб для 120 бомбардировщиков средней дальности Ту-22М и для 400 фронтовых бомбардировщиков Су-24, а также для морской авиации в составе 180 самолетов Ту-22М, Су-24, Бе-12 и Ил-38. Свыше 700 единиц ТЯО — это противокорабельные, противолодочные, противовоздушные ракеты, а также глубинные бомбы и торпеды кораблей и подводных лодок включая до 400 ядерных крылатых ракет морского базирования большой дальности многоцелевых подводных лодок. Около 70 ядерных боеголовок, по экспертным оценкам, находится на ракетах-перехватчиках Московской системы ПРО А-135 и еще около 340 — на зенитных ракетах типа С-300[10].
От политики Москвы в этой сфере в немалой мере зависят дальнейшие шаги по ограничению ЯО. В ходе переговоров по новому Договору СНВ американский Сенат настаивал на включении тактического ядерного оружия в рамки сокращений. Ратификационная резолюция Сената по Договору СНВ прямо требует поставить данный вопрос на следующем этапе переговоров. В ядерной доктрине США от 2010 г. и в Стратегической концепции НАТО от ноября того же года эта задача также поставлена[11]. Основание для этого на Западе видят в значительном преимуществе России над США и НАТО по ТЯО, которое при снижении уровней СЯС станет еще больше, что вызывает беспокойство и союзников США.
Ныне обсуждаемые в США и НАТО варианты сокращения и ограничения ТЯО вместе со стратегическими боеголовками и бомбами на складском хранении едва ли реалистичны. Действительно, в мирное время боезаряды ТЯО по прецеденту нового Договора СНВ являются неразвернутыми и находятся в хранилищах вместе со стратегическими. Но никакого опыта инспектирования хранилищ нет, и никаких прорывов в этом вопросе не ожидается. Кроме того, договорные отношения, как правило, базируются на равенстве сил, что неприемлемо для Москвы в сфере ТЯО из-за ее геостратегического положения. Россия в отличие от США находится в пределах досягаемости ядерного оружия всех третьих стран — обладательниц ЯО. Также Россия значительно уступает соседям на западе и востоке по силам общего назначения.
Однако бесконечно уклоняться от обсуждения проблем ограничения ТЯО для Москвы тоже неправильно. Ввиду заинтересованности США и НАТО эта тема является одним из немногих козырей России в сфере ограничения вооружений. Возможность продвижения в этом аспекте может быть использована для прогресса в диалоге по ПРО, неядерным высокоточным вооружениям большой дальности, в подключении к процессу третьих ядерных держав (в первую очередь Великобритании и Франции), а также в сфере ограничения обычных вооруженных сил и вооружений в Европе.
Важное решение в этой связи могло бы быть принято российским руководством по отношению к ядерным боезарядам, предназначенным для систем ПВО и ПРО, которых, по экспертным оценкам, насчитывается около 400 единиц[12]. Можно было бы без всякого ущерба для безопасности перевести ядерные боезаряды систем ПВО и ПРО в категорию средств, предназначенных для полной утилизации. Если можно было на пиках холодной войны допускать такое оснащение для средств ПВО и ПРО, которые применялись бы над своей территорией с очевидными пагубными последствиями, то в изменившихся условиях это уже недопустимо.
Что же касается роли ТЯО для сдерживания, то, как показал 40-летний опыт переговоров и соглашений ОСВ/СНВ, при определенных условиях ограничение и сокращение ЯО не ослабляет, а укрепляет сдерживание и стратегическую стабильность. Разумеется, любые соглашения в сфере ТЯО должны учитывать особенности геостратегического положения России и специфику этого класса оружия с точки зрения правил засчета и возможностей контроля.
Воздушно-космическая оборона
В упомянутой выше работе «Новая военная реформа в России»[13] отмечались парадоксы, связанные с образованием Войск воздушно-космической обороны, которые заступили на боевое дежурство 1 декабря 2011 г. Неопределенность их функций и имеющегося потенциала сохраняется, а дискуссии по этим вопросам не прекращаются. Подробный анализ проблем ВКО изложен в работе генерал-полковника Виктора Есина[14]. Здесь же отметим лишь следующее. В марте 2011 г., в соответствии с общей позицией Генштаба и ученых Академии военных наук, орган управления ВКО должен был быть сформирован при Генеральном штабе, который призван управлять этим органом. Объясняется это тем, что Космические войска, по словам начальника Генштаба того времени, — это только один элемент в системе ВКО, которая должна быть многослойной по высотам и дальностям, интегрировать уже имеющиеся силы и средства. Выпуск необходимых технических средств должен был начаться с 2012 г.[15]
Однако на состоявшемся в апреле 2011 г. заседании коллегии Министерства обороны было принято решение о создании Войск ВКО на базе Космических войск. Очень быстро это решение было оформлено президентским указом, причем, насколько известно, без обсуждения на Совете безопасности России и по существу в результате волевого решения министра обороны.
В состав Войск ВКО вошли: 1-й Государственный испытательный космодром «Плесецк»; Главный испытательный космический центр им. Г. С. Титова (Краснознаменск Московской области); Главный центр предупреждения о ракетном нападении (Солнечногорск Московской области); Главный центр разведки космической обстановки (Ногинск-9 Московской области); 9-я дивизия противоракетной обороны (Софрино-1 Московской области); три бригады ВКО (переданы из расформированного Оперативно-стратегического командования ВКО, входившего в состав ВВС); 45-я отдельная научно-испытательная станция (полигон «Кура» на Камчатке); Управление по вводу новых систем и комплексов (Красногорск Московской области); части обеспечения, охраны, специальных войск и тыла; Военно-космическая академия им. А. Ф. Можайского (Санкт-Петербург) с филиалами; Военно-космический кадетский корпус (Санкт-Петербург).
Задачи Войск ВКО должны включать в себя предупреждение о воздушно-космическом нападении противника, его отражение и оборону объектов страны, группировок Вооруженных сил и населения от ударов с воздуха и из космоса. При этом под средствами воздушно-космического нападения принято понимать совокупность аэродинамических, аэробаллистических, баллистических и космических летательных аппаратов, действующих с земли (моря), из воздушного пространства, из космоса и через космос.
Перечень этих средств лишний раз подчеркивает нецелесообразность объединения в одной структуре систем и средств ПРО и ПВО, поскольку слишком существенны различия, связанные с организацией функционирования этих систем, их информационными системами и автоматизированными системами боевого управления. Примером таких отличий является то, что боевое функционирование системы ПРО А-135 после того, как ее задействует боевой расчет, осуществляется в полностью автоматизированном режиме, без какого-либо вмешательства обслуживающего персонала. Это обусловлено исключительно высокой скоротечностью процессов, происходящих при отражении ракетной атаки.
Убедительным примером этого является и отсутствие всякой связи между системой ПРО Москвы А-135 и задачами ПВО. Более целесообразным представляется включение органов и систем ПРО в Стратегические силы сдерживания, что было научно обосновано при не завершившемся их создании в 1991 и 1998 гг. Именно таким образом системы ПРО объединены с ядерной триадой в США[16].
Рассмотрим сегодняшний и перспективный потенциал систем и средств, включенных в состав Войск ВКО. Принятый в 1995 г. последний вариант системы ПРО А-135 для защиты Московского региона основан на ядерном перехвате. Система А-135 сохраняет в перспективе определенный модернизационный потенциал, но высотные противоракеты 51Т6 выведены из боевого состава, а применение остающихся противоракет 53Т6 с ядерными зарядами неприемлемо в новой военно-политической обстановке, поскольку вызовет многочисленные ядерные взрывы над своей территорией для перехвата боеголовок с неизвестными зарядами или даже без всякого заряда в случае провокационных пусков одной или нескольких ракет.
Информационные средства системы А-135 включают в себя две секторные радиолокационные станции (РЛС) «Дунай-3У» и «Дунай-3М» (в стадии восстановления), которые обеспечивают обнаружение атакующих баллистических целей и выдают на командно-измерительный пункт ПРО предварительные целеуказания, и многофункциональную РЛС «Дон-2Н» которая, используя предварительные целеуказания, обеспечивает захват, сопровождение баллистических целей и наведение на них противоракет.
После выхода США из Договора по ПРО было принято решение о глубокой модернизации всех структурных элементов системы ПРО А-135 с переходом на неядерный перехват[17], но это решение реализуется крайне медленно, отставание от плановых сроков составляет пять и более лет. Но даже после выполнения в полном объеме всех работ по модернизации система ПРО А-135 не обретет облика стратегической ПРО территории страны, она останется зональной противоракетной системой.
Системы типа «С-400 Триумф» располагают пока только противоракетами ПВО, и нет сведений об успешных испытаниях противоракет для перехвата реальных баллистических целей.
Что касается комплекса С-500 «Витязь», который планируют разработать к 2015 г., то процесс его создания и испытаний остается весьма неопределенным. Игорь Ашурбейли, руководивший разработкой систем ПВО и ПРО в концерне «Алмаз-Антей» до 2011 г., признал, что еще не закончен эскизный проект комплекса, а оборонные предприятия идут на подписание заведомо невыполнимых проектов, чтобы получить финансирование[18]. Следует также учитывать проблемы обеспечения испытаний мишенями, имитирующими реальные баллистические цели. Насколько известно, мишени для летных испытаний комплекса С-500 может обеспечить в настоящее время и в перспективе только ракета
«Тополь-Э», способная имитировать траектории полета ракет средней дальности. Для успешного завершения процесса натурных испытаний потребуется не менее десятка пусков ракеты «Тополь-Э», что повлечет за собой значительные финансовые затраты. Вслед за этим необходимо обеспечить развертывание серийного производства комплекса С-500.
При этом следует иметь в виду, что испытания американских систем THAAD и «Aegis» продолжались 10—15 лет, но эффективность их, по мнению американских независимых экспертов, весьма сомнительна. Испытательный цикл отечественных систем ПРО с учетом ряда проблем потребует не меньше времени. Поэтому нереально рассчитывать на то, что до конца текущего десятилетия в России может быть обеспечено серийное производство и развертывание систем ПРО, сопоставимых хотя бы с уже существующими американскими.
Состояние и возможности эшелонов Системы предупреждения о ракетном нападении различны. Космический эшелон в составе четырех аппаратов на высокоэллиптических орбитах и одного аппарата, выведенного на геостационарную орбиту в 2012 г., позволяет контролировать пуски ракет главным образом с территории США и только в ограниченном объеме из океана. При создании в перспективе Единой космической системы обнаружения и управления ситуация может улучшиться.
Наземный эшелон СПРН находится в лучшем состоянии. На территории России действуют три относительно старых РЛС: в Оленегорске Мурманской области («Днепр-М»), в Печоре в Республике Коми («Дарьял»), в Мишелевке Иркутской области («Днепр-М») и одна новая в Лехтуси Ленинградской области («Воронеж-М»)[19]. На территории Белоруссии имеется РЛС «Волга». Новые РЛС заводского изготовления «Воронеж-ДМ» возведены в Калининградской и Иркутской областях.
Вместе с тем до настоящего времени не разрешены две важнейшие проблемы, первая из которых — создание единой боевой информационно-управляющей системы ВКО и интеграция в единое разведывательно-информационное поле контроля воздушно-космического пространства всех имеющихся разнородных средств наблюдения и целеуказания. Вторая проблема — сопряжение разведывательно-информационных средств космического командования и командования противовоздушной и противоракетной обороны созданных Войск ВКО, поскольку эти средства не образуют единого поля контроля воздушно-космического пространства.
Это исключает возможность применения ударных средств перехвата баллистических целей с использованием внешних источников целеуказания, как это имеет место в американской глобальной системе ПРО, что существенно сужает боевые возможности системы ВКО[20]. Открытой информации по требуемым для этого ассигнованиям и реальным срокам завершения всех работ нет.
Таким образом, формирование ВКО по функциям и составу нельзя считать закончившимся процессом. Более того, создание сплошной противовоздушной и противоракетной защиты всей территории России с учетом необходимых ресурсов невозможно даже теоретически. Поэтому целесообразно прежде всего дальнейшее развитие противовоздушной обороны для защиты объектов стратегических сил по мере их сокращения, что гарантирует стратегическую стабильность.
Также необходима оборона административно-политических и промышленных центров, жизненно важных ядерных и других объектов инфраструктуры от одиночных или групповых ударов со стороны безответственных режимов и террористов. Сохранится важная роль ПВО для прикрытия группировок войск и сил на возможных театрах военных действий.
По мере развития отечественных систем ПРО они могли бы подключаться к защите перечисленных выше объектов.
[1] Елисеев И. Деньги вместо ордера: увольняемым офицерам дадут не квартиры, а средства на их покупку // Рос. газ. — 2013. — 31 янв. (http://www. rg.ru/2013/01/31/jikie.html); Литовкин В. Н. Тонкая настройка...
[2] Там же.
[3] Там же.
[4] Current Status. — 2012. — Nov. 13 // http://russianforces.org/current/.
[5] Ibid.
[6] Литовкин В. Н. Ракеты на вырост // Независимое воен. обозрение. — 2012. — 21 дек. (http://nvo.ng.ru/realty/2012-12-21/1_rockets.html).
[7] См.: Арбатов А., Дворкин В. Новая военная реформа России. — М., 2011. — (Рабочие материалы / Моск. Центр Карнеги; № 2) (http://carnegieendowment.org/ files/WP2-2011_military_rus.pdf).
[8] Missile Defense Announcement: As Delivered by Secretary of Defense Chuck Hagel, The Pentagon, Friday, March 15, 2013 / U.S. Department of Defense // http://www.defense.gov/speeches/speech.aspx?speechid=1759#.UUtitDEyeVU.twitter.
[9] Военная доктрина Российской Федерации. 5 февраля 2010 г. // http://news.kremlin.ru/ref_notes/461.
[10] Kile S. N., Fedchenko V., Schell P., Kristensen H. M. Russian Nuclear Forces // SIPRI Yearbook 2012: Armaments, Disarmament and International Security / Ed. by G. Bates; Stockholm Intern. Peace Research Inst. — Oxford: Oxford Univ. Press, 2012. — P. 316.
[11] Nuclear Posture Review Report. April 2010 / United States Department of Defense // http://www.defense.gov/npr/docs/2010%20Nuclear%20Posture%20Review%20Report.pdf.
[12] Kile S. N., Fedchenko V., Schell P., Kristensen H. M. Op. cit.
[13] Арбатов А., Дворкин В. Указ. соч.
[14] Есин В. И. Российские воздушно-космические войска и программа вооружения // Противоракетная оборона: противостояние или сотрудничество? / Под ред. А. Арбатова и В. Дворкина; Моск. Центр Карнеги. — М.: РОССПЭН, 2012. — С. 141—159.
[15] Там же.
[16] Подробнее см.: Арбатов А., Дворкин В. Указ. соч.; Есин В. И. Указ. соч.
[17] Есин В. И. Указ. Соч.
[18] Будущая ПРО РФ будет базироваться на земле и в воздухе — конструктор // РИА Новости. — 2011. — 15 авг. (http://www.ria.ru/interview/20110815/417675459. html).
[19] Космические войска России. 16 мая 2012 г. // http://www.memoid.ru/node/ Kosmicheskie_vojska_Rossii.
[20]Так, по экспертным оценкам, при внешнем целеуказании для зенитных управляемых ракет систем С-300 и С-400 дальность перехвата ими баллистических целей может составлять до 120—250 км (без внешнего целеуказания эти параметры существенно меньше, они лежат в пределах 40—60 км).